 |
 |
|
|
Фигура возглавлявшего Ленинград в 1934-1945 гг. Андрея Александровича Жданова и в наши дни вызывает ожесточенные споры. Его ненавидит и проклинает либеральная интеллигенция, поминают добрым словом коммунисты и многие пожилые горожане, а нынешние хозяева Смольного о нем предпочитают умалчивать.
Жданова можно назвать неразгаданным, неизученным сфинксом Ленинграда. До сих пор так и не увидела свет его биография. «АПН Северо-Запад» восполняет этот пробел и продолжает публикацию жизнеописания этого выдающегося исторического деятеля. Автор - историк и публицист Алексей Волынец. Начало - здесь, здесь, здесь, здесь и здесь.
Глава 6. ЖДАНОВ. ИТОГИ
Срубите это дерево, обрубите ветви его, стрясите листья с него и разбросайте плоды его; пусть удалятся звери из-под него и птицы с ветвей его; но главный корень его оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных среди полевой травы орошается небесною росою… «Книга пророка Даниила» 4:11, 4:12
Во все времена и у всех народов внимание, даже негативное, сильных мира сего к творцам и их творчеству считалось и считается законным поводом для гордости этих самых творцов. Вот совсем недавно один из олигархов 90-х, Пётр Авен, вдруг пожелал отвлечься от борьбы за бывшую народную собствнность и стал самым высокооплачиваемым литиретурным критиком – разродился аж целой полемической статьёй в адрес романа «Санькя» нижегородского писателя-нацбола Захара Прилепина. Однако, никому в голову не пришло объявить провинциального литератора жертвой гонений со стороны столичной финансовой олигархии… Но вот внимание сталинского ЦК к литературным вопросам уже в годы разрушившей нашу страну «перестройки» велено было считать несомненным признаком махрового тоталитаризма и дремучей диктатуры. Поэтому имя Жданова, как одного из инициаторов и проводников такого внимания, в перестроечной публицистике стало настоящим жупелом антисоветской и постсоветской «интеллигенции». И для создания и поддержания пущей черноты такого жупела всегда размахивают постановлением о журналах «Звезда» и «Ленинград». Но попробуем хотя бы кратко разобраться с содержанием и сутью постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г.
Для начала процитируем второй и третий абзацы постановления:
«В журнале «Звезда» за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой «Звезды» является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание… Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.
Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезда» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как «Перед восходом солнца»…»
Зная плоды творчества Зощенко, попробуем ответить – а что не так, что не соответствует действительности в этих строках? Труды гражданина Зощенко действительно не преисполнены героического пафоса и не несут выгодного СССР политического содержания. Даже большие поклонники зощенковского творчества не назовут его идейным советским писателем, вроде Островского, Шолохова или Фадеева. Тем не менее, жизненный и творческий путь Михаила Михайловича Зощенко в СССР вполне благополучен, скажем прямо – до неприличия благополучен, особенно на фоне тех грандиозных и трагических событий, что происходили в нашей стране в 20-30-40-е гг. Единственной проблемой Зощенко всю жизнь было его весьма близкое к «психушке» душевное состояние, но это уж точно сугубо личная беда данного гражданина. Годы войны этот уроженец Петербурга и житель Ленинграда провёл в благополучной и сытой эвакуации, сначала в Алма-Ате, потом в Москве. Персональную эвакуацию ему, как известному писателю, обеспечила советская власть и конкретно тот самый Жданов. И что же писал этот писатель в те дни, когда его родной город и сотни тысяч его жителей умирали от голода, сражаясь с вражеской блокадой? А писал Зощенко в сытой и комфортной эвакуации повесть «Перед восходом солнца».
Для человека, ценящего свою Родину, достаточно ознакомиться с этим произведением и просто сопоставить в уме, что происходило в нашей стране в те дни, месяцы и годы, когда писалась эта повесть. Напомню, что происходила – как ни пафосно – Великая Отечественная война. Для тех же, кто не знаком с этим плодом творчества Зощенко, хорошее представление о нём даёт аннотация нашего блестящего публициста и литературоведа Дмитрия Быкова. По его мнению, данная повесть это «исповедальный рассказ о том, как автор пытался победить свою меланхолию и страх жизни. Он считал этот страх своей душевной болезнью, а вовсе не особенностью таланта, и пытался побороть себя, внушить себе детски-жизнерадостное мировосприятие. Для этого (как он полагал, начитавшись Павлова и Фрейда) следовало изжить детские страхи, побороть мрачные воспоминания молодости. И Зощенко, вспоминая свою жизнь, обнаруживает, что почти вся она состояла из впечатлений мрачных и тяжелых, трагических и уязвляющих…»
Вот так вот – гибнут миллионы соотечественников в страшной войне на истребление с могущественным иностранным агрессором, а гражданин Зощенко сытно трудится: со смаком описывает, как «пытался победить свою меланхолию». Ленинград во главе со Ждановым в 1941-44 гг. пытается победить голод, а гражданин Зощенко вдохновенно воюет со «страхом собственной жизни». Думаю, если Вы, читатель, не претендуете на звание патентованного «интеллигента», уже одного этого факта достаточно, чтобы согласиться со словами постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г., что небесталанный графоман Зощенко таки действительно «пошляк и подонок литературы».
Принимая во внимание время создания данного опуса Зощенко, вполне понятны и раздражённые слова Жданова: «В этой повести Зощенко выворачивает наизнанку свою подлую и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смакованием….» Заметим, что кардинально отличаясь по стилю и цели слова Дмитрия Быкова о данном произведении Зощенко вполне смыкаются со словами Жданова – в одном случае «изжить детские страхи, побороть мрачные воспоминания молодости», в другом – «вывернуть наизнанку свою подлую и низкую душонку». Но это в наше благополучное время, когда сверху уже или ещё не падают чужие бомбы, любители такого типа творчества вправе ценить все эти рефлексии и самокопания. В других же исторических условиях, во время войны и сразу после, такое «душевное» выковыривание творцом собственных соплей неизбежно вызовет у сражающегося большинства лишь справедливое раздражение и праведную злобу в отношении духовного дезертира. Не случайно Константин Симонов в мемуарах, отдав дань писательской солидарности при упоминании данного постановления Оргбюро ЦК, всё же не удержался и осторожно заметил, что «к Зощенко военных лет не питал пиетета». В переводе с аккуратного языка мемуаров Симонова-писателя на простой язык Симонова-фронтовика, это «не питал пиетета» явно будет звучать в совсем нецензурной форме.
Из сокращенной и обобщенной стенограммы докладов товарища Жданова на собрании партийного актива и на собрании писателей в Ленинграде: «Зощенко, как мещанин и пошляк, избрал своей постоянной темой копание в самых низменных и мелочных сторонах быта. Это копание в мелочах быта не случайно. Оно свойственно всем пошлым мещанским писателям, к которым относится Зощенко». Русские читатели начала XXI века, к сожалению, неплохо знакомы с современными образцами подобного творчества подобных писателей. Кстати, гражданин Зощенко тогда поспешил прогнуться под ждановскую критику и уже в 1947 г., как всхлипнут его биографы в постперестроечных панегириках, «в состоянии тяжелейшей депрессии пробовал писать» рассказы… про войну. Эти вымученные рассказы Зощенко будет с молчаливой просьбой унылого шизофреника посылать в секретариат Сталина. А пошляком Зощенко, несомненно, был – и не потому, что так говорил Жданов, и даже не потому что Геббельс во время войны использовал для своей пропаганды отдельные перлы зощенковского юмора. Только настоящий пошляк будет после 1956 г. старательно рассказывать всем окружающим, как тиран Сталин хотел убить его, бедного и талантливого Зощенко… Сталин, жаждущий убить Зощенко – вот уж, действительно, весьма пошлый анекдот.
Но продолжим дальше цитировать знаменитое постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. Третий абзац: «Журнал «Звезда» всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».
Можно не разделять критический пафос этих строк, но также сложно не признать их правдивость – поэзию гражданки Горенко (более известной под псевдонимом Ахматова) даже её поклонники никак не назовут преисполненной комсомольского задора и советского оптимизма. К чести самой Ахматовой, а её жизненный путь, в отличие от презираемого ею Зощенко, не был лёгким, она, по воспоминаниям современников, со здоровым чёрным юмором в приватных разговорах отмечала, что данные строки постановления вполне соответствуют действительности – свой образ «аристократического эстетства и декадентства» Ахматов несла открыто и до конца.
Но если, опять же, дать себе труд вспомнить в какое сложное для страны время изображала весь этот «аристократизм», «эстетство» и «декадентство» эвакуированная в 1941 г. по распоряжению Жданова из Ленинграда в Ташкент гражданка Горенко («А.Ахматова»), то не сложно понять то раздражение, которое сам Жданов излил в своём уже упоминавшемся выступлении по поводу данного постановления Оргбюро ЦК и его литературных героев: «Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой… Такова Ахматова с её маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой. Ахматовская поэзия совершенно далека от народа. Это – поэзия десяти тысяч верхних старой дворянской России…»
Тем, кто, надрываясь, строил из бывшей полуграмотной монархии военно-научную сверхдержаву, лирические трели Ахматовой, действительно, казались узкими и ничтожными. Зато теперь, в наши дни, благополучно просрав большую страну и отдавшись в чужие хозяйские ручки, можно приятно расслабляться и без ждановских помех наслаждаться творчеством Ахматовой:
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом –
Я к тебе никогда не вернусь…
Благо «чудотворные иконы» в наши дни, в отличие от устремлённой в будущее науки, давно не в дефиците.
Возвращаясь же к упомянутым «ждановским гонениям на интеллигенцию и литературу» (именно так ту историю определяет перестроечная и либеральная публицистика), необходимо отметить, что фигурантов постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 г., вопреки распространённым ныне стереотипам, не посадили в чёрный voronok и не отправили убирать снег в GULAG. Зощенко, правда, исключили из Союза писателей СССР, но тут критики «советского тоталитаризма» впадают в шизофрению – обвиняя этот самый Союз писателей, как инструмент идеологического диктата, они почему-то одновременно обвиняют советскую власть и в исключении всяческих творцов из этого самого союза. Но как уже упоминалась в одной из предыдущих статей цикла о Жданове, элементарная логика не в чести тех, кто приватизировал для себя термин «интеллигенция» и прикрывает свою творческую несостоятельность старательным разоблачением сталинской эпохи.
Показательно, что практически одновременно с этими «гонениями на литературу» Жданов поддержал начинающего русского писателя Ивана Ефремова, будущего классика отечественной научной фантастики. Советские издатели долго не могли оценить этот ещё непривычный жанр и экзотические для того времени рукописи Ефремова пылились в редакциях. Отчаявшись, писатель обратился с жалобой к Жданову и тот рассмотрел в фантастике ученого-палеонтолога огромный потенциал. Вскоре у Ефремова вышли его произведения «Звёздные корабли» и «На краю Ойкумены», а советская научная фантастика с тех пор заняла подобающее место в книгоиздании СССР – захватывающий образ великого и светлого будущего, сопряженный с культом научного поиска, был куда важнее для развития страны и народа, чем мещанские рефлексии Ахматовой и прочих зощенко.
Кстати, в пресловутом постановлении от 14 августа 1946 г., помимо Зощенко и Ахматовой, критически упомянут еще ряд драматургов и поэтов. Но так как их имена куда менее известны и удобны, разоблачители сталинского тоталитаризма и создатели уже литературной «чёрной легенды» о Жданове не спешат поднимать их на щит. Хотя, по мнению Вашего покорного слуги, в постановлении действительно есть некоторые перегибы. Например, в отношении поэмы уроженца Бердичева (хорошо, что не Шепетовки!) Александра Абрамовича Хазина «Возвращение Онегина» несколько поспешно сделан вывод что «под видом литературной пародии дана клевета на современный Ленинград»:
Идет широкими шагами
Онегин дальше. Вот вдали
Легко вздымаясь над волнами
Идут к причалу корабли.
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных
И с ними (новый вариант)
Выходит старший лейтенант.
Уже цветут деревья скверов,
Шум у Гостиного двора,
Спешит и мчится детвора
В Дворец советских пионеров
И, как взлетевший вверх амур,
Висит под крышей штукатур.
Впрочем, такая оценка литературного юмора - это уже дело тонкостей вкуса, о котором, как известно, не спорят, а тем более не спорят с ЦК партии Сталина. К тому же в творчестве советской интеллигенции в последующие десятилетия действительно оказалось немало сомнительного юмора – венец эволюции этого гыгыканья в лице всяческих хазановых и жванецких закономерно пришёлся на катастрофическую «перестройку», а юмористы быстренько выродились в прикормленных шутов «князей мира сего» и дебильный «аншлаг» для опущенных народных масс. Так что, подумаем, может быть, товарищ Жданов и тут был не так уж неправ, пытаясь прижучить увлечение легковесным мещанским юморком.
Но еще раз повторим: и данное постановление, и вообще всё это направление деятельности Жданова, пусть и самое известное в среде истеричной «интеллигенции», занимало лишь малую и далеко не самую важную часть среди обширных государственных задач нашего героя в те годы, когда наша Родина из пепла Великой Отечественной поднималась на борьбу за мировое лидерство. Кое-что из этой деятельности товарища Жданова удалось, хотя бы бегло, осветить в предыдущих главах. Теперь же самое время рассказать о взаимоотношениях Андрея Жданова с первым лицом государства, которое мы потеряли.
Все оставившие мемуары современники отмечают дружеские отношения Жданова и Сталина. Не удивительно – даже такие почти небожители нуждаются порой в обычных человеческих чувствах, включая дружеские и приятельские. Вероятно, их первое шапочное знакомство произошло в январе 1919 г. на фронте под Пермью. С середины 20-х гг. контакты становятся всё чаще, а к началу 30-х совместная работа и политическая борьба перерастают в дружбу – товарищи большие начальники не только вместе работают, но и совместно расслабляются после работы. В самом начале их общения свою роль сыграло знакомство Жданова с грузинской культурой, а затем и явная общность литературных и художественных вкусов обоих.
Секретарь Московского горкома ВКП(б) Г.Попов вспоминал об одном из типичных вечеров на сталинской даче в Кунцево: «Сталин любил русские народные песни. Он подошел к радиоле и начал проигрывать песни в исполнении Лидии Руслановой. После этого А.Жданов сел за рояль и начал исполнять классику. Наигравшись за роялем, он взял в руки гармошку и выдал русскую. Кто-то ударился в пляс…»
Уже отставной Хрущёв спустя почти четверть века вспоминал о Жданове в быту и своё первое знакомство с ним в середине 30-х годов: «Жданов на XVII съезде ВКП(б) был избран секретарем ЦК, а до этого работал в г. Горьком. С ним я был лучше знаком, чем с Кировым. Помню нашу первую встречу. Мы соревновались раньше с Нижегородским краем. И теперь наша делегация на съезде пригласила в гости Горьковскую делегацию. Не помню, где мы собрались. Жданов был веселым человеком. Тогда он у нас выпил и еще до этого выпил. Одним словом, вышел на подмостки и растянул двухрядную гармонь.
Он неплохо играл на гармони и на рояле. Мне это нравилось. Каганович же о нем отзывался презрительно: «Гармонист». Но я не видел в этом ничего предосудительного. Я сам когда-то в молодости пытался учиться такой игре, и у меня была гармонь. Однако я никогда не играл хорошо, а он играл хорошо. Уже после, когда Жданов стал вращаться в среде Политбюро, было видно, что Сталин к нему относится очень внимательно. Тут брюзжание Кагановича в адрес Жданова усилилось; он часто ехидно говорил: «Здесь и не требуется большого умения работать, надо иметь хорошо подвешенный язык, уметь хорошо рассказывать анекдоты, петь частушки, и можно жить на свете». Признаться, когда я пригляделся к Жданову поближе, в рабочей обстановке, стал соглашаться с Кагановичем. Действительно, когда мы бывали у Сталина (в это время Сталин уже стал пить и спаивать других, Жданов же страдал такой слабостью), то, бывало, он бренчит на рояле и поет, а Сталин ему подпевает. Эти песенки можно было петь только у Сталина, потому что нигде в другом месте повторить их было нельзя. Их могли лишь крючники в кабаках петь, а больше никто. Свидетелем подобного времяпрепровождения я бывал неоднократно».
Простим отставному Хрущу стариковское злословие – действительно, наряду с классикой, русскими, грузинскими и украинскими народными песнями в совместный репертуар Сталина и Жданова входили матерные частушки и блатные куплеты, а сам товарищ Жданов любил не только сыграть что-нибудь музыкальное, но и хорошо выпить. Захмелев, он частенько заваливался спать на квартире или даче Сталина, но порой гостеприимный тиран, подвыпив, бывал не в духе и, ворча, – «Своя квартира есть!» - начинал выпроваживать уже осоловевшего собутыльника к тайному злорадству остальных членов «ближнего круга», которые не без ревности воспринимали особо приятельские отношения Сталина и Жданова. Это ехидное наблюдение оставил Анастас Микоян, впрочем, отметивший: «Что касается Жданова, то Сталин перед войной стал к нему особенно хорошо относиться». Вообще некоторая ревность высших иерархов сталинского руководства к слишком уж дружившему с вождём Жданову чувствуется во всех оставленных мемуарах.
Стенограммы и воспоминания сохранили нам Андрея Александровича обильно и к месту цитирующего стихи и прозу из русской классики, этим его речь заметно отличается от лексики иных высших руководителей, весьма далёких от литературных изысков. Колоритное наблюдение в этом плане оставил и Вячеслав Молотов: «Ворошилов – матерщинник. И Сталин – не прочь был. Да, мог. Были такие случаи. Жданов мог иногда так, под веселую руку. От души. Душу отвести умеют люди именно таким образом. Но это так, незло…» Отсутствие у Жданова в общении с подчинёнными характерной начальственной ругани отмечают и все иные очевидцы.
Когда врачи запретили Жданову спиртное, тот оставался единственным трезвенником на вечеринках у Сталина, и любивший порой напоить соратников вождь следил, чтобы товарищ Жданов не покушался на рюмку. Милован Джилас, один из руководителей Югославской компартии, позже заделавшийся прозападным «диссидентом», описывал один из таких общих ужинов на даче Сталина в 1948 году:
«Слева от меня сидел молчаливый Молотов, а справа говорливый Жданов. Последний рассказал о своих контактах с финнами и с восхищением подчеркнул их пунктуальность в доставке репараций.
– Все вовремя, отлично упаковано, великолепного качества. Мы допустили ошибку, не оккупировав Финляндию. Все было бы в порядке, если бы мы это сделали, – заключил он.
Молотов:
– А, Финляндия – это мелочь.
Как раз в то время Жданов проводил встречи с композиторами и готовил «постановление» о музыке. Он любил оперу и походя спросил меня:
– У вас в Югославии есть опера?..
Жданов был единственным, кто пил апельсиновый сок. Он объяснил мне, что делает это из-за больного сердца.
– Насколько серьезна ваша болезнь? – спросил я.
Со сдержанной улыбкой он ответил с присущим ему притворством:
– Я могу в любой момент умереть, а могу прожить очень долго. – Он явно выказывал преувеличенную чувствительность, реагировал быстро и слишком легко».
«Психологические» инсинуации о притворстве Жданова оставим на совести Джиласа – эти мемуары он писал, уже глубоко погрязнув в «диссидентстве», специально для публикации на Западе. Кстати, упомянутое Джиласом «постановление о музыке» появилось в феврале 1948 г. Тогда на совещании композиторов в Кремле, товарищ Жданов, рассматривая историю взаимоотношений народов на Кавказе (одна из критикуемых опер была как раз по этой животрепещущей теме) походя произнес следующие слова: «Помехой же дружбе народов на Северном Кавказе являлись в то время чеченцы и ингуши». Как мы знаем в 1948 г. такой помехи на Кавказе, благодаря кавказцам Сталину и Берии, уже пять лет как не было.
Дмитрий Шепилов, работавший в аппарате Жданова, оставил колоритные зарисовки, как его начальник готовил документы, касавшиеся в т.ч. вопросов советской музыкальной культуры:
«Помню, в каком состоянии творческой одержимости вынашивал он свое выступление по вопросам музыки. Он собирал по крупицам и всесторонне продумывал высказывания Маркса и Энгельса, штудировал эстетические работы Плеханова, статьи, записи бесед, письма Ленина. На столе у него лежали стопки книг В. Стасова, А. Серова, письма П. Чайковского с закладками, пометками, подчеркиваниями.
Найдя в литературе какой-нибудь поразивший его образ или формулировку, он горел желанием поделиться своими мыслями и чувствами. Он нередко звонил мне на 3-й этаж в самое неожиданное время - утром, глубокой ночью:
- Вы можете зайти сейчас? Я приходил.
- Слушайте: «Музыка должна высекать огонь из сердец людей». Бетховен. По поводу его Пятой симфонии. Представляете себе, какое высочайшее предназначение музыки: высекать огонь из сердец людей.
Или:
- Вы штудировали «Критические статьи» Серова о музыке? Ну, батенька, какие же здесь золотые россыпи. Слушайте: «В мелодии — главная прелесть, главное очарование искусства звуков; без неё всё бледно, бесцветно, мертво, несмотря на самые принужденные гармонические сочетания, на все чудеса контрапункта и оркестровки». А модернисты изгоняют мелодию, то есть умерщвляют душу музыки!»
Завершая же тему музыкальных пристрастий Жданова, отметим, что он любил не только классику или хулиганский «шансон» тех лет, но из современной ему музыки особо выделял Шостаковича, которого хотя порой и критиковал, но мог наиграть на рояле, а по утрам пел жене именно из Шостаковича «Не спи, вставай, кудрявая!» Вспомним, что знаменитая блокадная премьера 7-й симфонии композитора состоялась по прямому указанию Жданова.
По свидетельству очевидцев Жданов был одним из немногих, кто мог упорно спорить со Сталиным по отдельным вопросам – впрочем, всегда признавая безусловное первенство и интеллектуальное превосходство «вождя всех народов». В отношениях Сталина и Жданова был еще один важный и тонкий момент. По словам сына Жданова, Юрия, как-то после войны наедине с ним Андрей Александрович однажды обронил фразу: «Я не хочу пережить Сталина». Пожалуй, он был единственным, кто среди сталинского окружения мог произнести такие слова. Жданов являлся безусловным лидером, но при этом не был обуреваем той безудержной жаждой власти, что характерна для всех стремящихся в первые вожди – он искренне болел за близкое ему дело, которому посвятил всю жизнь, был опытным и авторитарным руководителем, но к верховной власти изо всех сил явно не рвался. Оттого и не хотел пережить Сталина, ведь как мудрый человек понимал, что будет после смерти вождя, и какая борьба развернется за вакантный трон.
Тем более что такая непрекращающаяся и незаметная на поверхности борьба шла постоянно. Это закономерность любой человеческой иерархии, а руководитель уровня Жданова это уже не отдельный человек – за каждым из ближайших соратников Сталина стояли даже не сотни, а тысячи людей на разных уровнях государственной машины. За Ждановым шла одна из таких крупнейших и наиболее влиятельных в стране группировок, позднее вошедшая в историю как «ленинградская группа». После Второй мировой войны сопоставимыми по влиянию были группировки Маленкова и Берии, хотя в период 1946-48 гг. они несколько уступали по весу ждановской. Борьба таких «кланов» во власти является естественной и неизбежной у всех народов во все времена, даже вне зависимости от субъективных желаний и целей отдельных лиц.
Отношения между Ждановым, Маленковым и Берией были сложными, хотя и не стоит их сводить только к банальной драке за власть «под ковром» – многое их разъединяло, но не меньше и связывало в единую упряжку. Судя по всему, Жданов, прекрасно понимая все особенности такой «внутривидовой борьбы» и даже умело одерживая в ней верх, не считал абсолютную власть самоцелью. Кстати, наверняка, поэтому чрезвычайно жадный до власти Сталин так ценил и приближал Жданова – знал его несомненные способности, его безусловную преданность общему делу и в то же время видел отсутствующую у Жданова всепоглощающую жажду власти. Т.е. Жданов получался идеальным вторым, идеальным замом. Поэтому властелин мог не опасаясь приближать его к себе и искренне дружить, тем более что человеческие симпатии и вкусы у Сталина и Жданова явно совпадали – их дружба, хотя и была обременена тяжким грузом гигантской власти, но, несомненно, была естественной и искренней.
Ограничивало Жданова и состояние здоровья – напряженная деятельность в 20-30-е годы, действительно каторжный труд в годы войны и не многим меньшие нагрузки в 1946-48 гг. всё тяжелее сказывались на его больном сердце. Уже в январе 1948 г. Жданов был вынужден просить Политбюро продлить ему отпуск на две недели для лечения. А 10 июля по решению Политбюро Жданову предоставили для лечения двухмесячный отпуск. 12 июля состоялась последняя беседа Сталина и Жданова, тему и содержание их беседы история для нас не сохранила.
Некоторые «перестроечные» разоблачители пытались представить этот отпуск по болезни как отставку или «опалу» Жданова – якобы Сталин был недоволен его сыном, Юрием Ждановым, который, работая в отделе науки ЦК, весной 1948 г. публично критиковал некоторые взгляды академика Т.Д.Лысенко. Сталин, внимательно отслеживавший все материалы основных научных дискуссий, распорядился, чтобы Жданов-младший опубликовал в «Правде» свою заметку с опровержением допущенных «наездов» на Лысенко. По воспоминаниям Ю.А. Жданова, его отец, прочитав письмо сына в «Правде» с признанием выступления против Лысенко ошибочным, сказал со свойственным ему юмором: «Ну вот, мне пора на пенсию. Ты будешь писать и публиковать опровержения, на гонорар от них и будем жить». Несмоненно, что болевший Жданов очень устал за эти годы, морально и физически ему было нелегко выносить напряжение той титанической власти.
Последние недели своей жизни наш герой провел в доме отдыха «Валдай», принадлежавшем Ленинградскому обкому партии. 30 августа к Жданову по поручению Сталина приехал Заместитель Председателя Совета Министров СССР Николай Вознесенский (председателем Совмина был сам Сталин). Вознесенский и Жданов прогуливались по дорожкам парка, и очевидцы слышали произнесенную с усмешкой Ждановым фразу: «Судьба политического деятеля всегда трагична…» 31 августа 1948 г. Жданов умер. Алексей Рыбин, личный телохранитель Сталина с 1931 года, в воспоминаниях рассказал о реакции вождя СССР на смерть Жданова:
«Что касается самого Сталина… С 1930 по 1953 год охрана видела его «в невесомости» всего дважды: на дне рождения С.М.Штеменко и на поминках А.А.Жданова.
Все видели, что Сталин относился к Жданову с особым теплом. Поэтому после похорон устроил на даче поминки. Уезжая вечером домой, Молотов наказал Старостину:
- Если Сталин соберется ночью поливать цветы, не выпускай его из дома. Он может простыть.
Да, уже сказывались годы. Сталин легко простужался, частенько болел ангиной. Поэтому Старостин загнал ключ в скважину так, чтобы Сталин не мог открыть дверь. Впустую прокряхтев около нее, Сталин попросил:
- Откройте дверь.
- На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, - возразил Старостин.
- Повторяю: откройте дверь!
- Товарищ Сталин, открыть вам дверь не могу.
- Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! - вспылил Сталин. - Вы мне больше не нужны.
- Есть! - козырнул Старостин, однако с места не двинулся.
Возмущенно пошумев, что его, Генералиссимуса, не слушается какой-то охранник, Сталин ушел спать. Утром Старостин обреченно понес в машину свои вещи. Тут его вызвали к Сталину, который миролюбиво предложил:
- О чем вчера говорили - забудьте. Я не говорил, вы не слышали. Отдыхайте и приходите на работу.
Интересной была ситуация, правда же? Ну, ее психологические тонкости вы сами оцените. А я подчеркну лишь вот что: если Сталин все-таки хотел поливать цветы и даже запомнил весь ночной разговор, значит, был не очень пьяным. Ведь так? Хотя чисто по-житейски тут все понятно - человек похоронил самого лучшего собеседника. С кем теперь обсуждать новые художественные книги? Потому имел полное право утолить свое горе».
На даче Сталин закрыл и больше никогда не открывал рояль, на котором играл Жданов. После смерти друга вождь СССР, несомненно, понимал, что и ему осталось уже немного отмерянной жизни. Жданов стал одним из первых в целом поколении руководителей социалистической системы, ушедших из жизни в период 1948-53 гг. Обычно обращают внимание только на смерть Сталина и её последствия для СССР, но забывают, что тогда произошла настоящая смена поколений. В течение короткого отрезка времени умер целый ряд наиболее опытных и убежденных руководителей международного коммунистического движения: Андрей Жданов, Георгий Димитров, Хорлогийн Чойбалсан, Лев Мехлис, Иосиф Сталин, Клемент Готвальд… Эта «смена поколений» и её влияние на дальнейшие судьбы СССР и коммунизма до сих пор в должной мере не оценена историками.
Западные газеты в сентябре 1948 г. разразились массой статей о неожиданной смерти одного из высших руководителей СССР. Так британская «Daily Express» писала: «Жданов - ненавистник Запада… руководитель агрессивной антизападнической фракции в Политбюро». В газете «Times» сообщалось, что Жданов руководил обороной Ленинграда «с умением и энергией, которые заслужили ему всемирное восхищение. Несмотря на свою беспощадность, он действительно пользовался преданной поддержкой населения города, и когда, наконец, натиск немцев ослабел, его влияние в руководящих органах Советского Союза еще больше усилилось». «News Chronicle» в редакционной статье, посвященной смерти Жданова, писала: «Жданов был в своем роде великим человеком, и если верно, что он намечался преемником Сталина, то он заслуживал этот пост... И все же он не был другом демократии. Именно Жданов, как вдохновитель Коминформа, объявил холодную войну Америке и Англии в Варшаве в сентябре прошлого года… Мы не знаем, было ли что-либо личное в его враждебности к Западу».
В 1954 г. в Госдепартамент США был представлен секретный доклад ЦРУ о соперничестве в высшем советском руководстве группировок Жданова и Маленкова – и спустя 6 лет после смерти Жданова оценкой его влияния и деятельности американские спецслужбы занимались самым серьёзным образом. Данный доклад был рассекречен совсем недавно.
Причины смерти Жданова и в наши дни оцениваются не однозначно - документы сохранили явные нестыковки в медицинском диагнозе, но дальше начинаются лишь предположения: была ли это естественная врачебная ошибка, или же произошедшее не случайно и связано с внутриполитической борьбой. Тем более что скоропостижная смерть нашего героя вскоре породила два громких политических процесса – «ленинградское дело» и «дело врачей». Впрочем, эти «дела» требуют отдельных серьёзных исследований. Здесь ограничимся лишь замечанием, что «ленинградское дело» стало победой группировок Маленкова и Берии над бывшей группировкой Жданова. Через полгода после его смерти на «ленинградцев» повесили и реальные ошибки, которые у них действительно были, и те «антисоветские» преступления, к которым они не были причастны. В более травоядные времена дело ограничилось бы увольнениями, тогда же, в 1950 году, верхушку «ленинградской группы» (А.Кузнецова, Н.Вознесенского, П.Попкова, всего 25 человек) расстреляли.
Бывший замначальника Следственной части по особо важным делам МГБ полковник Владимир Комаров, курировавший «ленинградское дело», позднее рассказал, как его вызвал Абакумов, министр госбезопасности: «Абакумов меня строго предупредил, чтобы на суде не было упомянуто имя Жданова. «Головой отвечаешь», - сказал он».
«Ленинградскую группу» разгромили группировки Маленкова и Берии. В тени этой подковёрной борьбы как раз сложилась группа сторонников Хрущёва, которая чрез несколько лет сразу после смерти Сталина в союзе с Маленковым уничтожит клан Берии, а еще через четыре года скинет с вершин и самого Маленкова, чтобы в свою очередь, спустя семь лет быть отодвинутой вниз людьми дорогого Леонида Ильича… Впрочем, это уже совсем другая история – вернёмся к посмертной биографии нашего героя.
Весной 1949 г. покойный Андрей Жданов стал родственником Сталина – его сын Юрий женился на Светлане Аллилуевой, дочери Сталина. Не смотря на критику зятя за ненужную дискуссию с академиком Лысенко, престарелый властитель сохранял благожелательное отношение к сыну своего умершего друга. У Светланы и Юрия Жданова родилась дочка, внучка и Сталина, и Жданова, позднее она стала известным в СССР вулканологом. Когда же осенью 1952 г. Юрий Жданов и Светлана Аллилуева разошлись, Сталин в привычной ему манере высказал дочери: «Ну и дура! В кои-то веки попался порядочный человек, и не смогла его удержать…»
До конца жизни – умер Юрий Андреевич Жданов в 2006 году – он избегал обсуждать вопрос смерти отца, повторяя, что при любом раскладе несколько ленинградских инфарктов в годы блокады не оставляли отцу долгих лет жизни. Кстати, очень показательно, что в отличие от отпрысков, например, Хрущёва, сыновья и Жданова, и Берии, и Маленкова прожили очень достойные жизни, не променяли Родину на западные коврижки, всю жизнь занимались отечественной наукой: Юрий Андреевич Жданов – доктор химических наук, Андрей Георгиевич Маленков – доктор биологических наук, Серго Лаврентьевич Берия - конструктор ракетных систем. Эти достойные биографии сыновей среди прочего тоже характеризуют непростые личности их отцов.
Сразу после смерти нашего героя по инициативе Сталина ЦК и Совмин приняли постановление об увековечивании памяти Жданова. Город Мариуполь, где он родился, получил имя Жданов. С октября 1948 г. главный ВУЗ Ленинграда стал официально именоваться Ленинградский ордена Ленина государственный университет имени А.А.Жданова, это же имя получил целях ряд институтов по стране.
Дислоцированной в Ленинградском военном округе 70-й стрелковой дивизии (в 1940 г. штурмовала Выборг, в июле 1941 г. наносила один из первых спешных контрударов по немцам под Сольцами, в 1942 г. форсировала Неву у Московской Дубровки, в 1944 г. участвовала в Таллинской наступательной операции) 22 октября 1948 г. было присвоено имя А.А.Жданова. Тогда еще никто не знал, что подразделения дивизии имени Жданова в 1962 г. появятся на Кубе, а с 1980 г. будут вести боевые действия в Афганистане. Уже после распада СССР части именно этой дивизии в 1992 г. будут прекращать резню в Абхазии, а позднее поучаствуют в обеих чеченских войнах.
В последний день 1952 г. на Балтике вступил в строй крейсер «Жданов». В 1965 г. крейсер с именем нашего героя стал первым в СССР кораблём управления, предназначенным для координации действий флота в масштабах всего мирового океана.
Закономерно, что гибель нашей страны, Союза Советских Социалистических Республик, не обошла стороной имя и память Андрея Жданова. 18 января 1989 г. появилось сообщение ЦК КПСС «Об отмене правовых актов, связанных с увековечением памяти А.А. Жданова». Горбачёвские «прорабы перестройки» цинично писали: «В партийные и советские органы, средства массовой информации поступают многочисленные обращения трудящихся с предложением отменить правовые акты, увековечивающие память А.А. Жданова. ЦК КПСС обстоятельно изучил этот вопрос и принял соответствующее постановление…»
Перефразируя известную народную мудрость, отметим: «Скажи мне, кто твой враг, и я скажу кто ты». Андрей Александрович Жданов и после смерти может гордиться, что врагами его памяти оказалась такая выдающаяся мразь, как Горбачёв или Александр Яковлев… Тогда в угаре «разоблачения» в Ленинграде (ещё Ленинграде) едва не переименовали Ждановскую набережную на берегу реки Ждановка – но все же вспомнили, что данное название существует с XVIII века и не имеет отношения к А.А.Жданову.
В течение 1989 г. в агонизирующем Советском Союзе демонтировали все памятники Жданову. В том же году крейсер управления «Жданов» исключен из состава кораблей ВМФ и в ноябре 1991 г., за месяц до официального сообщения о прекращении существования СССР, продан частной зарубежной фирме на металлолом.
Один из центров советской металлургии город Жданов снова обозвался Мариуполем и в 90-е годы стал центром вывоза украинского металлолома в Турцию.
Примечательно, что на историческом сайте Мариуполя к статье о переименовании города добавлен эмоциональный, но верный комментарий с запоздалым раскаянием:
«Мне стыдно и горько признаться, что я, 29 летний мужик, позволил горбачевским краснобаям вовлечь себя в гнусное дело по переименованию нашего города Жданова. Прошу прощения у жителей города, которых я вовлек в это гнусное дело. …гнусность этого дела не в имени города - Мариуполь, а в том, что вся эта наша возня в составе инициативной группы была частью информационной войны против советского народа, в результате которой наш город подвергся разграблению и жизненные ресурсы его питают города врага».
Интеллект, воля, вкус Жданова были выше всего того якобы интеллигентного быдла, которое наплодилось в хрущевско-брежневские годы и «приватизировало» для себя термин интеллигенция. Собственно Жданов и был настоящим русским интеллигентом. Поэтому доморощенная псевдо-интеллигенция и мстила ему с таким искренним ожесточением в годы «перестройки», когда «черная легенда» Жданова-гонителя интеллигенции была немногим менее ненавистна и ужасна, чем титаническая фигура «сатанинского» Сталина.
Это на Западе существует обширная научная литература, внимательно исследующая «ждановщину» и деятельность Жданова, например: Ra'anan G. International Policy Formation in the USSR: Factional «Debates» during the Zhdanovshchina. Archon Books, 1983; Hahn W. Postwar Soviet Politics. The Fall of Zhdanov and the Defeat of Moderation. 1946-1953. Ithaca; Kees Boterbloem. The life and times of Andrei Zhdanov, 1896-1948. McGill-Queen's Press, 2004. И это только малая часть зарубежных научных исследований о Жданове. Как видим, на Западе изучали и ныне внимательно изучают историю деятельности Жданова, как государственного руководителя, который наиболее успешно противостоял западному идеологическому давлению. У нас же на эту тему присутствует лишь истеричный, хотя и многотиражный вой перестроечных «огоньков»…
Этот цикл статей о Жданове, строки которого ты сейчас видишь, читатель, и в 2011 г., к сожалению, является наиболее полным материалом о биографии А.А.Жданова, когда-либо опубликованным на русском языке. В России нет ни одного научного исследования о его жизни и деятельности. Лишь десяток научных статей, да вышедшая в 1998 году минимальным тиражом в провинциальном Шадринске 30-страничная брошюра «Андрей Александрович Жданов: опыт политической биографии». Вот и всё. Зато всяческая «интеллигенция» познала истину о Жданове из перестроечной публицистики и даже сейчас продолжает дежурно истерить, едва заслышав это имя.
Так, в сентябре 2008 г. «Литературная газета» опубликовала короткую заметку в десяток строк о 60-летии со дня смерти Жданова, заметка была опубликована в юмористической рубрике и написана в пародийном жанре, имитируя стиль советского официоза. Но диванным борцам со сталинизмом, как уже упоминалось, не доступны ни вкус, ни логика – некая группа членов Союза писателей Санкт-Петербурга тут же разразилась гневной эпистолой в адрес Жданова и «Литературки», клеймя Жданова и призывая к ответственности редактора газеты. Вот они корифеи русской литературы, принципиальные и бесстрашные борцы с умершим 60 лет назад человеком - Валерий Попов, Илья Штемлер, Илья Фоняков, Николай Крыщук, Александр Танков, Александр Рубашкин, Галина Гампер, Андрей Балабуха, Николай Прокудин, Давид Раскин. Ни минуты не сомневаюсь, дорогой читатель, что тебе бесконечно близки имена этих всемирно известных творцов, этих искрящихся гениев русской словесности, отлитых в граните отечественной литературы где-то между ног Фаддея Булгарина и грудей Зинаиды Гиппиус. Ведь многие ночи напролёт, читатель, ты плакал от избытка чувств над ранящими душу строками господина Штемлера (а может господина Фонякова?), ведь теми же бессонными ночами ты, читатель, оставив тёплый кров, сквозь непогоду спешил занять длинные очереди у книжных магазинов, дабы купить очередной бестселлер госпожи Гампер (или господина Рубашкина?) Не ты ли, читатель, неоднократно проклинал интриги Нобелевского комитета, и в этом году снова коварно не присудившего премию по литературе гениальному господину Танкову (или не менее гениальному господину Раскину?)
Короче, не сомневаюсь, дорогой читатель, что по прочтении этого цикла статей о сталинском сатрапе Жданове, ты прекрасно понимаешь, что один из создателей мировой сверхдержавы СССР, руководитель обороны Ленинграда, революционер и генерал-полковник Жданов Андрей Александрович и в подмётки не годится господам Попову, Штемлеру, Фонякову, Крыщуку, Танкову, Рубашкину, Гампер, Балабухе, Прокудину, Раскину и прочим «интеллигентам», расплодившимся на развалинах нашей страны.
Dixi.
Сталин на похоронах Жданова
Сталин у гроба Жданова. Художник А.М. Герасимов
Крейсер "Жданов"
Могила Жданова у Кремлевской стены
Посмертная маска Жданова