 |
 |
|
|
"АПН Северо-Запад" публикует с любезного разрешения автора отрывок из новой книги Захара Прилепина "Непохожие поэты" (об Анатолии Мариенгофе, Борисе Корнилове, Владимире Луговском), только что вышедшей в серии ЖЗЛ издательства "Молодая гвардия". Книгу можно приобрести здесь и здесь или заказать в книжных магазинах вашего города.
Иные говорят так: убили тебя — веди себя спокойно.
А этот всё норовил вернуться.
С ним связано подобных историй на три дня смурных мужицких рассказов и три века материнских слёз.
Известный на всю Советскую Россию стихами и скандалами поэт Борис Корнилов был арестован 19 марта 1937 года. Больше никто, кроме следователей и прокурора, сокамерников и палача, его не должен был увидеть никогда.
Он сгинул, как тысячи и тысячи других: ни письма, ни весточки, ни креста, ни могилы.
И вдруг 14 августа 1964 года сыктывкарская газета «Молодёжь Севера» сообщает небывалое и пронизывающее насквозь любого, кто знал и помнил Корнилова (а у него была жива ещё и мать, и первая жена, и вторая жена, и дочь — правда, ещё не знавшая, кто её отец).
Старший инженер отдела нормирования Сыктывкарского ЛПК Виктор Владимирович Белоусов рассказывает, что общался с Борисом Корниловым с 7 по 11 мая 1946 года на Верхне-Бусинском пересылочном пункте возле станции Известковая Хабаровского края.
Вместе, говорит, бедовали — помнит даже, как мылись в одной бане и переодели обоих в трофейную одежду Квантунской армии.
Корнилов тогда нехотя сказал Белоусову: «Да, «Песню о встречном написал я».
- Неужели ту самую? Где «...нас утро встречает прохладой...» ?
- «...нас холодом встретит река», - закончил строчку Корнилов.
Белоусов с пол минуты смотрел на него не моргая.
Впрочем, мало ли чудес помнил всякий бывалый зэка. И генералы попадались, и тенора, и бывшие наркомы. С другой стороны, всё-таки настоящий поэт — невидаль. Поэт, он… неведомо где должен обитать… а этот штаны выбирает себе по размеру.
Успели несколько раз поговорить о поэзии; собственно, говорил всё больше сам Корнилов: Байрон, Пушкин, Маяковский — о каждом имел веское суждение, и наизусть цитировал...
Потом Корнилова отправили на один рудник, а Белоусова на другой.
Но ведь это означает, что он может быть до сих пор живым? Почему ж не объявился тогда?
А может, если незаметно подойти к окну, и в щель меж занавеской глянуть — увидишь его там, на другой стороне улицы, как он, кепку надвинув на глаза, смотрит на свой бывший дом? Курит и смотрит.
Спустя четыре года, 21 декабря 1968 года, семёновская районная газета «Ленинский путь» ещё раз напишет про того же самого Белоусова, ту же трофейную одежду, те же расклады.
Впрочем, одновременно гуляет по стране и другая версия: Корнилова убили в Магадане, уже после войны. Боря в лагере коллекционировал редкие камешки; в очередной раз возвращался с работ — увидел искомый осколок странной породы, или какую другую гальку — шагнул к ней, потянулся рукой; конвойный подумал, что это попытка к бегству и тут же, насмерть, застрелил заключённого в спину.
В тумбочке у Корнилова нашли тогда целую коллекцию разных камушков. Чудак-человек. Поэт, одним словом. Глупо умер.
Ольга Берггольц, его первая жена, верила в эту историю, сама пересказывала знакомым. Что-то в ней было подкупающе правдоподобное: камушки эти, будь они неладны.
- А на воле, до ареста, он собирал камушки? - спрашивали.
А на воле не собирал.
В начале 70-х эта версия неожиданно нашла себе подтверждение.
Семёновский краевед Виктор Чижов общался с композитором Павлом Русаковым (известным в своё время как Поль Марсель). Русакова арестовали в 1937 году, предъявили подготовку к убийству Кирова и дали «десятку». Сидел срок в Вятлаге, где работал в Музыкально-драматическом театре ВятЛАГа НКВД. Освободился в январе 1947 года — на 11 месяцев раньше окончания срока: скостили за деятельное участие в культработе.
Этот Поль, который Павел, рассказал, что в управлении лагерей был такой генерал Кухтиков, который берёг и покрывал всех даровитых заключённых, возясь с ними, пристраивая, где потеплей и прикармливая, когда голодно. И однажды Кухтиков, по душам общаясь с Русаковым, пригорюнился, разливая:
- А беда слышал какая случилась, Русаков? Борьку Корнилова не уберегли! Конвойный застрелил — думал, что тот пошёл на побег, а он камешки собирал…
- Какие камешки?
- Да откуда я знаю, Марсель. Пей. Твоё здоровье.
Казалось бы — всё теперь ясно, если не объявился до начала 70-х, значит, правы те, кто в камушек поверили.
И тут история принимает очередной, хоть и безрадостный, оборот.
В июне 1978 года в журнал «Дружба народов» приходит очерк «Новая жизнь Бориса Корнилова», автор - некий Николай Александрович Иванов.
Литературный критик и большой поклонник Корнилова Лев Анненский прочитал и ахнул: вот тебе и раз!
Сомнения, конечно, оставались — но так хотелось верить в рассказанное.
«Встретились мы с Борисом в первых числах сентября 1949 года на пересыльном пункте в порту Ванино», - сообщал Иванов.
Дальше шли потрясающие подробности: Корнилова, оказывается, в начале Отечественной освободили и тут же отправили на фронт: искупать.
Под Смоленском Корнилов попал в плен, в 44-м освобождён, но проверку не прошёл и получил ещё 25. За то, что плохо искупал.
Так и пересеклись пути его с путями зэка Иванова.
«Своих стихов он мне не читал, но с наслаждением читал других поэтов. Больше всего он читал Твардовского. Все его поэмы он знал наизусть».
А умер, умер он как, когда?
Умер в 1949 году. Теплоход из Ванино прибыл в Магадан, Корнилов был сильно болен, спускаться ему помогал Иванов, можно сказать: тащил на себе. Уже на берегу тронул совсем отяжелевшего товарища, а тот - мёртв.
Бросились искать этого Иванова — пошли по указанному адресу. Явились — а там такого нет. И не было.
Кто же это написал? Кому надо будоражить близких, память, душу? Может, он сам сочиняет эти истории про себя и запускает в свет?
Рвануть бы занавеску, чтоб с хрустом оторвалась — чтоб не успел убежать, и крикнуть: Боря, прекрати! Боря, иди в дом! Живой, мёртвый, иди, только не береди больше сердце.
Захар Прилепин