АПН Северо-Запад АПН Северо-Запад
2013-02-08 Сергей Беляк
К юбилею Лимонова: записки адвоката Беляка. Часть 3

Продолжение. Части 1, 2

Трагикомедия

"В этом году скучать вам не придется", - съязвил майор Шишкин, когда мы с Лимоновым вновь встретились у него в кабинете после новогодних праздников.

Да, 2002 год обещал быть интересным: завершалось предварительное расследование, а там, не за горами, был и сам суд.

Ощущение того, что на нас надвигается снежная лавина, не покидало меня ни на минуту, когда я начинал думать о предстоящем судебном процессе.

Но когда ждешь чего-то неминуемого и ужасного, как больной ждет смерти, то, как ни странно (а может быть, наоборот - естественно!) хочется жить, хочется новых ощущений, радости и даже веселья. Безрассудство приходит к человеку чаще всего именно в такие моменты жизни.

В конце января, как я уже упоминал, я собрался поехать отдохнуть в свой любимый amazing Thailand, куда езжу почти ежегодно вот уже лет двадцать. Но в тот год я решил оторваться по полной: из Тайланда планировал слетать на несколько дней в Гонконг, потом - в Сингапур и снова вернуться в Тайланд. Вся поездка должна была занять чуть больше месяца. Лимонова я предупредил об отпуске заранее (он знал о моем "помешательстве" на Тайланде и странах Юго-Восточной Азии), а в СУ меня должен был подменить адвокат Иванов.

Но впереди еще были целые две недели скучной работы в СУ и жизни в холодной, заснеженной Москве.

Бородатого, длинноволосого Лимонова приводили в СУ в черном овчинном тулупе (том самом, в котором он был год назад на Алтае). В кабинете следователя Лимонов снимал тулуп не сразу (а иногда вообще оставался сидеть в нем).

Он вынимал из потертого полиэтиленового пакета большую толстую тетрадь в клеточку, пару шариковых авторучек, брал у следователя очередной том дела и, сев за стол, часами, аккуратно, педантично выписывал из него в свою тетрадь все самое важное.

В том, как серьезно и ответственно подходил он к выполнению этой работы и был весь Лимонов! Именно так он и работал всю свою жизнь, именно так он и относился всегда к тому, чем ему приходилось в этой жизни заниматься.

Если кто-то хочет понять Лимонова, хочет разобраться в причинах того, как и почему харьковскому рабочему пареньку из семьи военного Эдуарду Савенко удалось стать одним из самых известных в мире современных русских писателей и политиков Эдуардом Лимоновым, просто представьте себе ту картину, которую я только что описал.

И не забывайте, что это - тюрьма! Что человеку уже предъявлено обвинение в совершении таких преступлений, за которые полагается наказание вплоть до пожизненнного заключения!..

А работа, которой занимался Лимонов в тот момент, была откровенно нудной, тяжелой, но важной и необходимой для дальнейшей успешной защиты в суде, чего, к сожалению, не понимают не только многие обвиняемые (особенно наши олигархи и полуолигархи, привыкшие, чтобы кто-за них все делал и, желательно - "под ключ"!), но и некоторые защитники. Адвокаты ведь тоже бывают разные: хорошие, плохие и - прокуроры. Последние вообще не верят в закон, а верят лишь в связи, деньги и в телефонное право.

Но если говорить о Лимонове именно в тот, самый драматический, период его жизни, то можно сказать, что он был образцовым подзащитным!

Эдуард доверился мне, своему защитнику, моему опыту и знаниям, и делал все, что от него требовалось всегда абсолютно точно и своевременно. Не надо давать никаких показаний? Значит, никаких показаний не будет! Необходимо заявить ходатайство? Заявлю!

Он не метался в сомнениях из стороны в сторону и никогда не был равнодушен к тому, чем занимался я, разрабатывая общую позицию для всей защиты. Он был в курсе всех моих идей и планов по делу.

При этом, Лимонов и на следствии, и в суде всегда оставался невероятно хладнокровен, внешне очень спокоен и постоянно излучал оптимизм, вселяя его в души своих товарищей по несчастью. И даже, порой, успокаивал и поддерживал меня. А у меня, как у человека, хорошо понимавшего, что реально грозило Лимонову, причин для переживаний было, повторяю, предостаточно...

Но наша жизнь это все-таки не драма. Человеческая жизнь более похожа на трагикомедию, потому как в ней соседствуют и грустное, и смешное, трагическое и комедийное.

Я уже писал, что среди следователей, занимавшихся "делом Лимонова", были люди, которые относились с явной антипатией к своему руководителю - майору Шишкину, и, наоборот, возможно, просто из чувства внутреннего протеста, с симпатией, хотя и тщательно скрываемой, к Лимонову.

Среди таких людей был и один офицер, прикомандированный в следственную группу из дальнего региона.

И вот, как-то раз, в период многочисленных новогодних праздников, у него, что называется, "не задался урожай", т.е. день.

Шишкина, как я понял, в управлении не было, и следователь, с утра, не опасаясь прихода начальства, позволил себе поправить здоровье и поднять настроение бутылочкой "очаковского" пивка. Правда та "бутылочка", как потом выяснилось, была 2-х литровой пластиковой бутылью. И стояла она у его ног, под столом, куда он периодически наклонялся и откуда каждый раз раздавалось характерное бульканье переливаемой жидкости.

После двух-трех стаканов следователь воспрял духом и принялся, шумно отдуваясь, листать газеты. После еще пары стаканов он взялся за телефон и начал кому-то названивать.

Мы с Лимоновым сидели каждый за своим столом и делали вид, что ничего не замечаем.

Оживавший на наших глазах чекист снова и снова прикладывался к своей спасительной бутыли, а потом вдруг предложил выпить и мне.

Я не большой любитель пива (тем более такой дешевой бурды), но из деликатности, не отказался. Офицер достал, наконец, бутыль из под стола и разлил пиво в два стакана. Мы пригубили.

Эдуард старался на нас не смотреть, всем своим видом показывая, что полностью погружен в работу.

Я встретился взглядом со следователем и кивнул головой в сторону Лимонова.

Следователь молча прошел к двери, запер ее на ключ, вернулся назад и, не произнеся ни слова, налил пиво в третий стакан...

А вскоре подошло и время обеда. Я разложил на столе всю еду, что принес с собой, и мы славно перекусили. Втроем.

Дальше, за разговорами, байками и шутками, время до конца рабочего дня пролетело совсем не заметно...

Но это было только начало!

Через несколько дней, когда нас с Лимоновым снова опекал тот же следователь (а "опекуны" и кабинеты у нас периодически менялись), и я вновь пришел без адвоката Иванова, все повторилось, как в предыдущий раз. Только теперь мы пили пиво все вместе с самого начала.

Когда же до моего ухода в отпуск оставался день или два, а мы опять "соображали на троих", я рискнул попросить нашего опекуна "позаботиться, в мое отсутствие, о Лимонове": "Ну, хлеба там ему купить, колбаски немного или молока... Я даже готов денег оставить, если что, или потом отдам".

"Не волнуйтесь, голодать не будет", - заверил меня следователь...

Верувшись из отпуска, "бронзовый, как статуя Будды", я сразу же поехал в Лефортово.

И когда вошел в кабинет следователя, где уже находился Лимонов вместе с нашим добрым опекуном, они оба встретили меня радостными возгласами. При этом запах там стоял такой, словно я попал не в СУ ФСБ, а на винокурню!

"Ну, как вы тут?" - спросил я, обращаясь сразу к ним обоим.

"Во!" - показал Лимонов поднятый вверх большой палец правой руки. А следователь бросился помогать мне снимать пальто.

Большая Медведица

Выступая ровно десять лет назад на праздничном вечере в ЦДЛ в честь 60-летия Лимонова, организованном Александром Прохановым, лидер ЛДПР Владимир Жириновский назвал юбиляра "современным Лениным", а Проханова, соответственно, "Плехановым наших дней". В зрительном зале тогда не было свободных мест, а на сцене не хватало места для "почетных гостей".

А в это время сам юбиляр сидел в полутьме камеры спецкорпуса для особо опасных преступников Саратовской тюрьмы в ожидании приговора суда.

Уже закончилось мгогомесячное судебное следствие по его делу, были допрошены все свидетели и дали показания подсудимые, уже завершились прения сторон (где гособвинители просили суд признать Лимонова виновным по всем пунктам обвинения и назначить ему наказание в виде 14 лет лишения свободы в колонии строгого режима, а тезисы моей защитительной речи (из-за большого объема обвинения) заняли целый 500 страничный том, и длилась эта речь ровно три дня).

А еще юбиляр уже успел овдоветь, - 3 февраля 2003 года (как раз в день начала выступлений стороны защиты в прениях) пришло сообщение о внезапной смерти накануне его жены - певицы и писательницы Натальи Медведевой.

Наташа знала, какое наказание запросили для ее мужа в последний день января прокуроры, но умерла, так и не узнав сколько же, в итоге, дал ему суд...

Поздней осенью 2001 года, когда Лимонов еще находился в Лефортово, он попросил меня организовать ему свидание с Натальей. Так как она официально числилась его женой, следствие, после некоторого раздумья, такое свидание им разрешило.

А Лимонову нужно было встретиться с Медведевой, чтобы обсудить ряд вопросов, от которых могла зависеть его дальнейшая судьба. В частности, вопрос оформления Наташей письменного согласия на регистрацию (прописку) Лимонова, по месту жительства ее матери в Санкт-Петербурге (там же, где была зарегистрирована и она сама после возвращения из Парижа).

Не имея собственного жилья и даже временной регистрации в Москве, Лимонов значился в документах следствия, как человек "без определенного места жительства". В такой ситуации не возможно было и надеяться на изменение ему в дальнейшем меры пресечения на подписку о невыезде или на получение УДО (условно-досрочного освобождения после суда). Не говоря уж о том, что само слово "БОМЖ" не характеризует у нас человека с положительной строны. Тем более - в суде, которого после событий 11 сентября "террористу" Лимонову избежать уже никак не удалось бы, при всем его и моем желании.

В назначенный день и час я заехал за Наташей, жившей вместе с музыкантом из группы "Коррозия металла" Сергеем Высокосовым (более известным, как Боров) в старом, жутко обшарпанном доме рядом с Казанским вокзалом. Она и вышла вместе с Боровым из подъезда этого дома вся в черном, высокая, худая и напряженная. Вместе они и поехали со мной в Лефортово.

Я думаю, поездка Борова в Лефортово не являлась его инициативой. Он за все время, что мы были в пути, а потом провели с ним вдвоем, пока Медведева встречалась с Лимоновым, ни разу не сказал ничего плохого об Эдуарде и вообще старался о нем мало говорить. Но в целом, у меня сложилось впечатление, что Боров (а он в тот момент, по его словам, "твердо завязал" с наркотиками и алкоголем) откровенно сочувствует Лимонову. По крайней мере, сочувствует ему, как узнику, - как человеку, который испытывает определенные трудности и страдает (пусть даже эти его страдания совершенно иного плана, нежели знакомые Борову мучения наркомана).

Наверное, не менее двух часов мы проторчали с Боровом на холоде около входа в изолятор, ожидая Медведеву, и значительную часть этого времени Сергей говорил на различные философские и прочие отвлеченные темы, рассказывал о себе, о музыке, но ни слова о Наташе.

А она (и по дороге в Лефортово, и, в большей степени, назад - на Комсомольскую плошадь) возбужденно говорила только о Лимонове - ругала его, смеялась своим неподражаемым смехом, вспоминала какие-то моменты их совместной жизни, смеялась и снова ругала...

"Эдик сошел с ума!.."

"Он доигрался!.."

"Эдик сошел с ума!.."

Да, своим арестом, как я понял, Лимонов явно превзошел, в ее глазах, самого себя. Для нее это было нечто! Мне кажется, что получи Лимонов Нобелевскую премию по литературе, это бы не так поразило Наташу, как его арест, заточение в Лефортово, ФСБ, обвинение в "терроризме"... И уж, конечно, это было круче любых рок-групп, телевизионных эфиров,"Рождественских встреч" с Пугачевой (которая с симпатией относилась к Медведевой, но называла ее "дамой с опасной репутацией"), а также куда серьезнее и драматичнее всяких там лирических стишков, скандальных романов и раздирающих душу песен.

По крайней мере, именно об этом я думал пока гнал свой Мерс по вечерней сырой Москве и слушал возбужденный монолог Натальи, сидящей справа от меня.

Затем она много раз мне звонила, мы беседовали, и она была уже более сдержана и спокойна. Однажды мы пересеклись с Медведевой случайно на концерте группы "ДК", и Наталья сказала, что ей понравился мой альбом "Эротические галлюцинации". (Она даже хотела привлечь моих питерских музыкантов и саунд-продюсера Петра Струкова к работе над своим новым альбомом). А спустя некоторое время Наталья передала заявление, в котором говорилось о ее готовности (и согласии матери) прописать в их питерскую квартиру "своего мужа - Савенко Эдуарда Вениаминовича".

Но потом, после моего отъезда на целых 7 месяцев в Саратов (вслед за этапированным туда Лимоновым), наша связь с Медведевой прервалась.

И только после выхода в свет книги Лимонова "В плену у мертвецов" Наталья неожиданно до меня дозвонилась, обрушившись с очередной порцией брани в адрес Эдуарда.

В той книге Лимонов подробно рассказал о своем свидании с Медведевой в Лефортовской тюрьме, описав эту сцену и саму Наталью очень реалистично и жестко.

"...Я увидел её голову на той же высоте, где она и находилась шесть лет тому назад, но голова была другая, ссохлась, словно чучело, сделанное из той этой головы. Время полумумифицировало голову моей некогда любимой женщины. Она не находилась в той степени мумификации, как знакомая мне с возраста 24 лет (я только приехал тогда в Москву) мумия в Египетском зале музея имени Пушкина, но была на полпути к этому состоянию. Вообще-то если бы я был добрый человек, мне следовало бы всплеснуть руками, ничего ей не сказать, разумеется, но возвратившись в камеру написать что- нибудь вроде баллады Франсуа Вийона «Дамы былых времён». Это если по-нормальному. Но так как я государственный преступник, судя по статьям, отъявленно жестокосердная личность, припомнив сколько эта женщина попортила мне крови, я со злорадством подумал: «Так тебе и надо! Твоя некогда прекрасная физиономия фотомодели, – похожа на суховатую палку. Твои глаза: один меньше другого, они как два пупка. Тебя, Наталья Георгиевна, время изуродовало за твои пороки..."

Это было не единственное место в книге, отчего Наталья так завелась.

Да, на сей раз в ее словах и в ее голосе слышались только обида и злость. И, если честно, Наташа была совершенно пьяна.

Она обвиняла Лимонова во всех смертных грехах и разве что не проклинала его. Она обещала, что "Боров с ним разберется" (каким образом Боров мог "разобраться" с человеком сидящим за решеткой, Медведева не уточнила; но не думаю, что она хотела, чтобы Боров и сам оказался в "третьяке" Саратовского централа ради мести за оскорбленную честь своей любовницы). Она ругала и меня за то, что я взялся защищать Лимонова и "ношусь с ним, как будто он мне сват или брат".

"Он там что - вообще обнаглел? Нах... мне его книжки!.. Пусть себя описывает... " - басила она в трубку, растягивая слова. - Передай ему все, что я о нем думаю!.."

Это продолжалось долго. Очень долго. А вести подобные разговоры с пьяной женщиной да еще на ночь глядя - занятие, согласитесь, малоприятное.

И только пообещав Наташе, что я обязательно передам Лимонову все ею сказанное "слово в слово", мне кое-как удалось ее успокоить.

Я, конечно, рассказал, Лимонову об этом своем разговоре с Медведевой, но "слово в слово" его не передавал, - у Лимонова в тот момент и без того было много переживаний.

Может, сейчас, эти записки, хоть в какой-то степени, смягчат мою вину перед Наташей?

А всего через четыре с половиной месяца после ее смерти и четыре месяца после торжественного празднования 60-летия Лимонова, он вышел на свободу!

Ходатайство о его условно-досрочном освобождении подписали сразу несколько депутатов Государственной думы, включая и В. Жириновского.

То было жаркое лето 2003 года, когда такое "вольнодумство" в России еще допускалось, хотя она уже и была "путинской".

Но пройдет год-два и все изменится: чекисты расправят плечи и задерут головы; депутаты начнут бояться кремлевской тени; прокуроры - собственной (для этого и был создан СКР); последние независимые телеканалы прекратят свое существование; суды, обласканные властью и не боящиеся гласности (которой попросту не станет), прекратят выносить оправдательные приговоры по политическим делам (да и по другим, на всякий случай, тоже); "права человека" станут пустыми словами (и почти такими же ругательными, как "демократ" и "либерал"); свобода слова уйдет в "подполье" Интернета; а уж про "Коррозию металла" или Борова в "приличном обществе" и говорить будет неудобно - "анахронизЬм"

Может быть, Наталья Медведева это все предчувствовала?..

Режиссер Лиля Вьюгина несколько лет назад сняла для телевидения документальный фильм о Наталье Медведевой. Но из-за Лимонова (которого невозможно было обойти стороной в фильме), его не решился показать ни один российский телеканал. Фильм назывался очень красиво и точно: "Большая Медведица". Думаю, Лиля простит меня, если я так и озоглавлю этот свой рассказ, - лучшего названия для него не придумать.

Сергей Беляк

Продолжение следует